лялёнок

(no subject)

Во время учебы в Литературном институте Виктор Пелевин однажды поспорил, что сдаст всю сессию без подготовки и, более того, на каждом экзамене будет говорить только об Аркадии Гайдаре. Все шло хорошо вплоть до последнего экзамена по русской литературе XIX века, когда Пелевин вытащил билет об «Отцах и детях». Группа замерла в ожидании.

— Чтобы разобраться в романе «Отцы и дети», мы должны лучше понять фигуру Тургенева, — начал Пелевин, — а это станет возможным, только если мы поймем, что Иван Сергеевич Тургенев был своеобразным Аркадием Гайдаром XIX века.

Преподаватель хотел что-то сказать, но лишь открыл рот и крякнул, а будущий писатель триумфально продолжил:

— Итак, кто же такой Аркадий Гайдар?..

Пари Пелевин выиграл.

Тайна «вкусного мороженого» в СССР.



В комментариях к моим постам про СССР читатели часто вспоминают о том, какое вкусное в СССР было мороженое; мол то что продаётся сейчас — это совсем не то, какой-то фейк и подделка под "тот самый" вкус. Лично я хорошо помню вкус мороженого в позднем СССР и, сравнивая его с хорошим современным мороженым, могу сказать, что разницы практически нет.

А, собственно, тайна "того самого" вкуса заключалась совсем в другом.

Под катом — рассказ об этом.

Collapse )

_____________________________________________


Понравился пост? Расскажите о нём друзьям, нажав на кнопочку ниже:

    банда каннибалов

    (no subject)

    Гей на эсминце
    Бородатый баян, конечно, но вспомнилось.

    Дело происходило в те давние времена, когда жив был Великий и Могучий Советский Союз и соответственно его Военно-Морской Флот. Именно так с заглавных букв.
    Так вот на одном из кораблей Краснознаменного Северного флота, а точнее на малом противолодочном корабле, командир оказался, страшно даже сказать, тайный (а какие еще тогда могли быть?) пидор. Приглянулся, значит, ему один матросик, узбек или там таджик (кто их тогда различал), назначил он его убиральщиком своей каюты и пользовал по большим, а иногда и по малым приборкам.

    Терпел, значит, этот туркмен такое издевательство какое-то время, не выдержал и решил пожаловаться. И пошел прямо к комбригу. Приходит и с порога выдает:
    – Товарыщ капэтан пэрвый ранг! Мэня камандыр эбет!
    Капразу-то и в голову не могло прийти, что матроса можно ебать в прямом, то есть в физиологическом смысле. Он и понял, что командир просто строго спрашивает с матроса и воспитывает в духе там чего-то, что и подразумевается на флоте под емким словом "ебать". Решил объяснить он матросу службу, вышел из-за стола, по-отечески приобнял его и говорит:
    – Понимаешь, сынок, у нас на службе так принято. Тебя вот командир ебёт, я твоего командира ебу, меня адмиралы из штаба флота то же иногда поёбывают, ну а их из Москвы из Главного Штаба тоже приезжают и ебут. Что делать, служба так устроена, нечего тут не поделаешь. Ну, иди с Богом.

    Припухший сын степей ушел сильно погрустневший, он и не думал, что все так далеко зашло. В отчаянии написал письмо в аул о том, какая суровая мужская служба на флоте. Какими уж там путями оно попало в лапы к тамошней гебне, история умалчивает. Однако через некоторое время всплыло оно опять же на Северном флоте. Но уже в Особом Отделе Флота, где с большим интересом узнали о процветающей, хорошо вертикально структурированной иерархической системе гомосексуальных отношений. Раздувать дело не стали, чтоб не позориться, командира, конечно же, уволили от греха подальше. А комбриг с тех пор, говоря что-нибудь о дисциплинарной практике на флоте, всегда очень тщательно подбирал термины и определения.
    лялёнок

    (no subject)

    Только счас понял, что mi3ch – это Чернышёв, а не Соколов-Митрич (как я думал по дефолту).
    Дмитрий Скворцов

    О национальных особенностях философии "Не читал, но осуждаю"

    Малороссийский писатель Игорь Лесев пишет:

    Интересные открытия для себя сегодня сделал. Нарицательная фраза "не читал, но осуждаю", которой травили Пастернака за "Доктора Живаго" впервые была опубликована в киевской "Літературной газете" 28 октября 1958 года. Опубликовал пасквиль некий Панч П. под названием "Вилазка ворога". И вот легендарная по идиотизму цитата: "Борис Пастернак написав роман “Доктор Живаго”. Я його не читав, але не маю пiдстав не вiрити редколегiї журналу “Новый мир”, що роман поганий. I з художнього боку, i з iдейного".

    Но история на этом не закончилась. Через два года Борис Пастернак умрет в Переделкино, а еще через 6 лет Александр Галич напишет замечательную песню "Памяти Б. Пастернака". Начало там такое:

    Разобрали венки на веники,
    На полчасика погрустнели...
    Как гордимся мы, современники,
    Что он умер в своей постели!
    И терзали Шопена лабухи,
    И торжественно шло прощанье...
    Он не мылил петли в Елабуге
    И с ума не сходил в Сучане!
    Даже киевские письмэнники
    На поминки его поспели.
    Как гордимся мы, современники,
    Что он умер в своей постели!..

    Все-таки наше украинское стукачество - это такой своеобразный генный код. Нет чувства меры. Есть только умение встраиваться и совершенно искренне ненавидеть любую инаковость. Пока это разрешает начальство.
    barbed wire

    Как в России невиновный человек может получить пожизненное заключение

    Сегодня утром присяжные Приморского краевого суда оправдали группу «приморских партизан» по четырём эпизодам убийства, которые им инкриминировались на предыдущем процессе. Двое обвиняемых — Алексей Никитин и Вадим Ковтун, которые только по этим эпизодам и обвинялись, — после оглашения вердикта присяжных были освобождены из-под стражи в зале суда. По первому приговору Вадим Ковтун был осужден на 8 лет заключения, Никитин — на пожизненное лишение свободы. Ковтун по ложному обвинению провёл за решёткой 6 лет и 6 недель, Никитин — 6 лет без 11 дней. Ковтуна при задержании избили так, что он попал в больницу с сотрясением мозга и отбитой почкой. Но признаний так и не добились: молодой железнодорожник, к 24 годам дослужившийся до начальника станции Кабарга, никакого отношения к деятельности «партизан» не имел. Даже под пытками ему нечего было рассказать про подпольную ячейку, один из руководителей которой приходился ему старшим братом.

    Повторный процесс над «приморскими партизанами» был назначен в связи с тем, что Верховный Суд РФ, ознакомившись с жалобами осуждённых по первому процессу, не увидел в приговоре улик и доказательств по эпизоду с убийством четырёх жителей Кировского района Приморья осенью 2009 года. Присяжные в краевом суде, заново рассмотрев аргументы обвинения, нашли их полностью бездоказательными и вынесли оправдательный приговор.
    Collapse )
    Пользуясь случаем, хочу напомнить, что художник Пётр Павленский, узнав о присуждении ему премии имени Вацлава Гавла, обещал перевести её денежную часть в фонд юридической защиты обвиняемых по делу «приморских партизан». У Павленского — фантастическое чутьё на несправедливость и подлость власти: он же не мог знать, сидя в московском СИЗО в мае этого года в ожидании собственного приговора, какой вердикт вынесут сегодня присяжные Приморского крайсуда. Просто он понимал, что люди, обвиняемые по этому делу, не могут рассчитывать на справедливое рассмотрение по существу, что суд против них предвзят и предубеждён, а у них при этом элементарно нет денег на нормальную юридическую защиту, что адвокаты по назначению — те же прокуроры, действиями своими они поддерживают обвинение и не мешают дознавателям пытать их подзащитных…

    Оргкомитет премии Гавла страшно перепугался имиджевого ущерба, заморозил перевод Павленскому денег и в итоге аннулировал решение о его награждении. Так что теперь Павленский сам собирает в Интернете деньги на юридическую защиту осужденных. Для этого он создал сайт:
    http://www.partizans.org/
    Денег он хочет собрать ровно столько, сколько заныкали организаторы премии Гавла: 876 тысяч рублей.
    Сбор идёт плохо и трудно: к этой минуте собрано всего 109 тысяч.
    Но я надеюсь, что сегодняшний вердикт Приморского крайсуда многим откроет глаза.
    Юридическая защита «приморских партизан» не имеет никакого отношения к вопросу о допустимости вооружённого насилия. Это история про людей, которые, возможно, сидят за чужие преступления.
    Про людей, которых Верховный Суд РФ и Приморский крайсуд уже признал ложно обвинёнными в убийствах, которых они не совершали.
    С Павленским можно соглашаться, можно спорить, но деньги он собирает не на закупку оружия для новых нападений на милиционеров. Он собирает деньги на то, чтобы люди в России не получали пожизненные сроки за убийства, при которых они даже не присутствовали. На то, чтобы независимые адвокаты мешали пытать и калечить подозреваемых, выбивая из них признания.
    По-моему, это достойная цель.
    Ретвиты и кросспосты про сайт www.partizans.org приветствуются.
    • Current Location
      Новинский бульвар 25 корпус 1, Москва
    100george
    • dolboeb

    Когда пришли за владельцами палаток...

    У меня нет киоска, торгующего швармой.
    У меня нет своего павильона возле метро.
    У меня даже нет привычки в таком павильоне затариваться: если мне что-то нужно купить, я посылаю шофёра, и даже потом не интересуюсь, как далеко он ездил покупать: за километр, или за 10.

    Если меня вообще волнует вчерашний погром, то исключительно из-за формулы Нимёллера.

    Когда они пришли за социалистами, я молчал — я не был социалистом.
    Когда они пришли за профсоюзными активистами, я молчал — я не был членом профсоюза.
    Когда они пришли за евреями, я молчал — я не был евреем.
    Когда они пришли за мной — уже некому было заступиться за меня.


    Я понимаю, что такой же внесудебный отъём собственности, который сегодня постиг палаточников, завтра может ждать любого москвича. В наши времена, когда служители государственного рэкета утратили три четверти доходов от сырьевой ренты, главный для них вопрос — кого б тут ещё раздербанить. Минувшей ночью их взоры были обращены на торговые точки у метро. Завтра они точно так же заинтересуются чужими машинами, квартирами, дачами.

    Одобрямс в соцсетях, которым сопровождался ночной погром, свидетельствует ровно о двух вещах. Во-первых, у этой акции был значительный бюджет на PR-поддержку в Интернете. Которая для текущих нужд ликвидаторов совершенно не нужна была: что они хотели снести, то и снесли, наплевав на блогосферу, публикации СМИ и судебные решения о законности сносимых построек. Так что все деньги, истраченные на сегодняшнее одобрение их действий в Интернете — задел на будущее, когда они будут отнимать квартиры, машины и дачи.

    Во-вторых, Нимёллер. Логика живых людей «Если за ними пришли — значит, они виноваты» куда страшней любых проплаченных комментариев. Обыватель, готовый одобрить любой погром, покуда он не коснулся его самого — необходимая питательная среда для очень понятного режима государственного управления. И аргументация всех «честных» комментариев о пользе сноса — чисто нацистская. Если нам не нравится торговец шаурмой как этнос и класс, то не морочьте нам голову Конституцией. Прижать того, кто нам не нравится — великая цель, оправдывающая любые средства. При чём тут суд и разрешительная документация. Конституционные права плохого парня не подлежат защите, потому что мы считаем, что он плохой. Иногородний, с акцентом, брюнет, и вообще враг народа.

    К чему такая логика ведёт — лень объяснять.
    Если кому-то кажется, что Гитлер был прав, но ошибся в мелких деталях, а мы его наследие творчески доработаем и на сей раз победим, то я тут даже не возьмусь ни о чём спорить. Побеждайте, хуле. Отнимайте собственность у своих и Lebensraum у чужих. Кончится всё как в прошлый раз.
    • Current Location
      Новинский бульвар, Москва
    лялёнок

    (no subject)

    Я вспомнил ненастный вечер десять осеней тому назад, кабинет с видом на реку на восемнадцатом этаже офисного здания, четверых невыспавшихся парней, пустую литровую бутылку дорогого виски и другую -- недопитую. Кризис стучал миру в дверь сапогом. Правитель соседней небольшой страны, проиграв войну, сожрал свой носовой платок в прямом эфире. Таможне вышло негласное указание: полезные ископаемые допускать к вывозу из Империи только в случае если грузоотправитель -- непосредственно добычное предприятие. Юркие трейдерские фирмёшки стали банкротиться пачками, в новостях вновь появились суициды, сумасшествия, стрельба. Вчетвером мы обсуждали судьбу груза, продвигавшегося по просторам Империи к границе, в статусе, делающем невозможным получение "добра" от таможни. Выходов было видно три: либо отказаться от обязательств, после чего на сцене мог появиться киллер; либо махнуть рукой на груз и исполнить обязательства ценой продажи собственных квартир (это всё равно не компенсировало бы потерь, но могло бы зачесться как знак извинения); либо перевести груз в статус, позволяющий его вывезти. Времени для такого перевода официальным путём уже не оставалось. Поэтому, в случае этого варианта один из нас должен был подписать палёный документ и рисковать свободой. Денег, в случае успеха, хватало на двенадцать квартир на окраине столицы -- не будь кризиса, это было бы по три на брата. Сейчас, однако, мы порешили так: остающиеся на воле берут себе по одной квартире, идущий в тюрьму -- три (семье надо на что-то жить), ещё шесть квартир должны пойти на взятки следствию, прокурору, председателю суда и руководству лагеря (об адвокате речь не шла -- такую мелочь каждый мог оплатить из своих сбережений).



    Наступила злая минута -- должно было решиться, кто из нас станет невольником. Мы переглянулись.
    -- Ну что, пацаны, доброволец найдётся? -- спросил старший из нас -- уже начавший полнеть, хоть ему ещё не было тридцати пяти, горбоносый горец. Я знал, что его жена, невыразительная тусклая блондинка, ждёт третьего ребёнка. Знал я также, что они сдают в аренду несколько квартир и помещений под магазины.
    Секунды три мы медлили, потом одновременно гаркнули:
    -- Я буду!!
    На душе стало теплее: всё-таки никто не зассал. К разрешению вопроса эта храбрость нас, однако, не приблизила. "Завыть впору", -- подумал я.
    -- Тянем спички, -- произнёс старший и стал набирать номер. "Крупье из казино вызывает, что ли", -- лениво подумал я. Он разлил по стаканам виски на два пальца, мы чокнулись и выпили -- каждый свою порцию залпом.
    Минуты через три в кабинет вошла дородная уборщица в синем халате.
    -- Прибраться, ребята? -- спросила она. Старший выложил на стол четыре спички, у одной отломил с конца примерно треть.
    -- Тя-анете, значит, -- добродушно произнесла она, взяла со стола спички и покрутила их за спиной, после чего показала кулак с торчащими из него четырьмя спичечными головками.
    Я решил тянуть третьим, но короткую спичку вытянул уже второй -- длиннолицый рыхловатый блондин. "Уф", -- ощутил я приятную тёплую эйфорию. Вытянувший короткую спичку парень дрожал. Что бы делал я на его месте?
    -- Pacta servanda sunt! -- провозгласил старший. Второй взял в руки ручку и сел в кресло у стола. Уборщица как-то незаметно выскользнула за дверь. Несколько минут прошло в тупом молчании -- только было видно, как дрожат колени у второго.
    -- Бля на хуй пиздец, ебать!! -- рявкнул он и поставил подпись на листке.
    Товар пересёк границу через день, деньги поступили через две недели и ещё в течение недели пришли на счета в банке на далёком экваториальном острове. Квартиру я купил в начале весны и записал на мать -- вряд ли кто будет отнимать собственность у пенсионерки. "Вот спасибо тебе, мамочка, за сисечку", -- думал я. Что до себя, то я давно решил: у меня не будет недвижимости в этой стране.
    Вытянувший спичку и подписавший документ парень перестал ночевать дома, а после Нового года и вовсе скрылся -- мы знали, где он находится, но молчали как рыбы. Разыскали и арестовали его только через год, промозглой осенью, когда я жил за рубежом, в Стране Порядка. Насколько мне было известно, на начало войны парень ещё не откинулся из лагеря, находившегося далеко в восточных провинциях. Воинского призыва в этих лагерях не вели, а через несколько месяцев, когда противник прорвал фронт, открыл наступление и в считанные недели продвинулся до крупнейшей из рек мира, лагерь оказался на той стороне. О дальнейшей судьбе товарища мы ничего не смогли узнать: достоверные сведения с той стороны фронта были слишком перемешаны с официальными пропагандистскими страшилками. "Окажусь на той стороне -- узнаю", подумал я.