вястик

У кись и сись общее то, что они мяконькие.

Бывает, занимаясь какой-либо тяжелой хуйней в силу служебных обязанностей, приятно отвлечься на минутку и погладить мякенькую кисю. Или сисю.

С ужасом думаю, как же мне будет возвращаться на pодину. Там — слякоть, по улицам бродят бомжи и скинхеды, а Чубайс отключает электричество.
А здесь уютно. Мягко светит лампа под зеленым абажуром. На столе яичница, помидоры с тертым сыром, парочка устриц и холодное голландское пиво. Добрая сигара у пепельницы, томик Арсения Тарковского и свежий экземпляр журнала "Москва".
И сисечка мяукает...

При чтении многих постингов avva и tiphareth вспоминается старая статья Эволы.

Мальтийский язык сложен для изучения. Грамматикой он во многом напоминает романские языки (к которым его формально и причисляют), в лексике же преобладают тюркские и арабские корни. Бывало достаточно странно, проходя мимо католического храма, видеть на фронтоне надпись Sultana ta-Pacu. Где-то через минуту приходила мысль, что Sultana в данном случае означает Господь.

С другой стороны, во многих языках "Господин" и "Господь" практически не различаются. По-английски Lord означает, помимо секулярного значения, обращение к Богу. Смешнее всего звучит по-украински: к Богу обращаются "Пан", что вызывает приятные эллинистические ассоциации.

Когда славяне вышли на Балканы,
Был заклан агнец – капли на ладонь.
Из бога Агни вылетел огонь.
Зеленый рай синел за облаками.

Я слышу вой враждующих племен
Из глоток: fojer! fire! flamma! пламя!
Мы были ими, а германцы – нами;
Смерд сел на Пферд, а Конунг – на комонь.

Ты, я, они – из одного зерна
Я вижу лоб священного слона...
Лингвист укажет множество примеров:

Латинский ignis и огонь – в родстве,
И на закате окна по Москве –
Как отблеск на мечах легионеров.

Генрих Сапгир

Иногда вспоминаю учебу в школе — не в "гимназии", а в честной советской средней школе, где я учился ровно до падения Союза. Хорошая была у нас классная руководительница — дочь офицера Спецназа, в свое время участвовавшего в захвате Дубчека; по мужу — дальняя родственница актера Ивана Машкова. Преподавала она нам тогда (она, как я слышал, преподает до сих пор, хотя и в другом учебном заведении) русский язык и литературу; преподавала хорошо, с большой любовью к своей профессии. При этом была она к нам, своим ученикам, очень требовательна, что мне, далеко не гуманитарию, всегда давалось нелегко.

Коронный стиль Людмилы Николаевны был: после полного "прохождения" (блин, как еще выразиться?) того или иного произведения русской или мировой художественной литературы, устраивать в классе (тогда у нас бывали сдвоенные уроки; полтора часа для подростка — вместительный промежуток времени) подобие семинара, где еще раз повторялся полный разбор повести или романа, после чего на дом задавалось итоговое сочинение. Обыкновенно приходилось выполнять его в тот же день: делать наброски на черновике, компоновать и каллиграфическим почерком переписывать набело, затем шивать с обложкой из альбомного листа.
Коньком же Людмилы Николаевны была а) русская классика, в основном Тургенев, и б) книги о Великой Отечественной войне, особенно Адамович и Быков. До сих пор держится в памяти картина, как при обсуждении повести Быкова "Сотников" она с поистине библейским пафосом произнесла: "Помните, предательство затягивает в трясину. Он [тут она назвала антигероя повести] начал предательством друга и закончил предательством Родины!"

Сейчас я думаю, что предательство действительно затягивает. Хотя, бывает, этот путь проходят в обратном направлении: так, Шеварднадзе вначале предал свою Родину (Советский Союз), а затем и своего ближайшего друга Шартава, оставив его на верную смерть в подвале сухумского Совмина.

Коли уж потревожена память Шартава, кратко напомню хронологию той войны (август 1992 — сентябрь 1993).

( Collapse )